Главная – Журналы – Философия науки 2024 номер 5S

Посвященный И. Канту том в известной Кембриджской серии интеллектуальных биографий открывается следующими словами: «Иммануил Кант умер 12 февраля 1804 г. в 11 часов утра, до восьмидесятилетия ему оставалось менее двух месяцев. Он был еще знаменит, но немецкие мыслители уже пытались выйти “за пределы” его критической философии. Он оставался практически не у дел. <…>. Призывая философов не выходить за рамки его критической философии, а отнестись к ней серьезно, не только как к его последнему слову, но и как к последнему слову в метафизических вопросах в целом, он по сути, сошел с философской сцены. Больше от него ничего нельзя было ожидать, во всяком случае, ничего нового» [1, с. 11].

Статья посвящена экспликации традиционного кантовского понятия a priori в контексте объединения философии науки и истории философии. Т.н. «релятивизованное a priori » рассматривается в качестве методологического принципа современной науки. Обзор недавних исследований в этом направлении М. Фридмана и его оппонентов дает представление о динамике включения философских категорий в процесс смены парадигм.

Цель статьи состоит в выявлении основных этапов изменения понимания пространства от Исаака Ньютона до Иммануила Канта. Для достижения этой цели проводится исторический и логический анализ, что позволяет поэтапно продемонстрировать историческую смену подходов к пониманию пространства и выявить основные спорные моменты, которые обсуждались. Показано, что эволюция понятия пространства происходит под влиянием развития механики. По мере развития науки, в частности таких понятий как масса, инерция, сила и движение, возникали все новые и новые логические противоречия с пониманием пространства. Для Канта основным мотивом его философии было стремление логически согласовать представления, возникающие в естествознании того времени и метафизики. В итоге он объявил пространство «априорной формой чувственности», что превратило пространство из объекта исследования в некий носитель структуры упорядочивания данных восприятия и воображения.

В современной науке известное утверждение Канта о том, что степень научности дисциплины определяется объемом используемой в ней математики, имеет статус практически нормативного критерия научности. Основная цель работы состоит в верификации обоснованности этого критерия. Я исследую критерий Канта с прагматических позиций. С прагматической точки зрения базовый элемент критерия Канта - это универсальность математики в контексте решения различных проблем в любых областях знания. Одним из возможных следствий универсальности является такое условное утверждение: если физика следует математическому стилю, то это приводит к прогрессу в познании. Однако из истории физики известно, что аксиоматизация квантовой физики фон Неймана не была принята физиками. Используя этот и др. примеры, я опровергаю гипотезу об универсальности математики. В заключение я предлагаю некоторую модификацию критерия Канта.

В статье даны основные определения искусственного интеллекта, приведены основные положения опередившей свое время теории познания И. Канта, отмечено их соответствие теоретическому обоснованию создания искусственного интеллекта как решение первой части триединой задачи по созданию антропоморфного искусственного интеллекта. На основании изучения научных работ исследователей, непосредственно занимающихся созданием систем искусственного интеллекта, было установлено, что не только теория познания Канта, но и его трансцедентальная логика, а также априорная психология являются теоретической основой для создания суперсовременных систем искусственного интеллекта. Сочетание когнитологии Канта, трансцедентальной логики Канта и априорной психологии Канта современные исследователи, работающие в области создания искусственного интеллекта, называют принципами Канта. По их мнению, без соблюдения указанных принципов создание сильного антропоморфного искусственного интеллекта практически невозможно. Созданию искусственного интеллекта препятствуют серьезные трудности в области естественных наук, в частности нейрофизиологии, весьма далекой от объяснения принципов работы человеческого мозга. В этой связи понимание механизма работы созданных систем искусственного интеллекта также оставляет желать лучшего - порой сами разработчики не способны определить, каким путем были получены конечные выводы в ходе запрограммированной обработки исходных данных. В связи с указанными проблемами автором проведена параллель между взрослением ребенка и возрастанием объема знаний человечества, который, возможно, пока не соответствует решению задачи по созданию сильного искусственного интеллекта.

Каким условиям должен удовлетворять робот, чтобы считаться моральным агентом? Должны ли роботы стать моральными агентами, или же человечество должно полностью сохранить для себя агентность и индивидуальность? Допустимо ли препятствовать развитию нравственных качеств роботов? В статье эти вопросы рассматриваются с нейтральной и кантианской точки зрения. Что касается первого вопроса, то мы утверждаем, что роботы не способны соответствовать кантианским стандартам моральной агентности. На второй и третий вопросы ответить труднее, отчасти потому, что нейтральная точка зрения не дает четкого вердикта. Мы утверждаем, что кантианская позиция позволяет нам выдвинуть правдоподобный ответ. Идея заключается в том, что помешать роботам достичь нравственной личности морально допустимо, поскольку наше намерение соответствует уважению человеческой жизни и ее разумной природы.

Статья представляет собой комментарий к работе Лизы Беносси и Свена Бернекера «Кантианский взгляд на робоэтику». Развитие искусственных интеллектуальных систем привело к расширению или даже размытию понятия агентности, акцент в котором сместился с автономности намерения и действия на техническую автономность и социальный эффект человеко-машинного взаимодействия. Статья Беносси и Бернекера, рассматривающая кантианский взгляд на моральную агентность, возвращает нас ближе к классическому пониманию агентности, позволяя поставить на первое место не иллюзию автономности, но свободу выбора и моральную ответственность.

В последнее время доминирующая философская парадигма в западных социально-политических науках (СПН) рядом исследователей подверглась критике и была обоснована необходимость перехода к новой, квантовой, трансдисциплинарной парадигме, использующей идеи, концепты и формализм квантовой механики. Мы утверждаем, что необходимость такого перехода обусловлена тем, что в основании доминирующей парадигмы лежат устаревшие предпосылки и посылки философии модерна, от которых действительно следует отказаться. Мы также согласны с тем, что именно квантовая механика содержит в себе потенциал новой философии. В то же время мы утверждаем, что то, что многими авторами принимается за «квантовую парадигму» в СПН, на самом деле в значительной степени представляет собой не столько выход за пределы парадигмы модерна, сколько её постмодернистскую радикализацию. Другими словами, предлагаемая этими авторами альтернатива оказывается псевдоквантовой. В качестве подлинной квантовой альтернативы нами предлагается концептуальная схема контекстуального квантового реализма.

В статье автор рассматривает такое явление, как научное пиратство - копирование и распространение посредством онлайн-библиотек научных работ в отсутствие согласия правообладателей. Несмотря на то, что такие действия запрещены законами разных стран, в том числе и Российской Федерации, у данного явления существует немало сторонников. В поисках философского основания законодательного запрета автор обращается к работе Иммануила Канта «О несправедливости подделки книг» 1798 года. Представляется, что аргументы против литературного пиратства, представленные И. Кантом, не потеряли актуальности и могут быть использованы для обоснования позиции о недопустимости нарушения авторских прав в настоящее время в эпоху тотальной цифровизации. Базируясь на философском основании, предложенном И. Кантом, а также правоприменительной практике (выводах Окружного суда США, сформулированных в решении по делу Elsevier v. Sci-Hub), автор приходит к выводу о несостоятельности аргументов сторонников научного пиратства.

В работе представлено проблемное пространство методологической работы, посвященной историко-философским исследованиям. Автор, с одной стороны, дает небольшой обзор различных оснований, которые выкладываются теми или иными авторами, занимающимися историей философии, с другой стороны, делает попытку показать в целом всю архитектонику методологических подходов к истории философии. Первая часть статьи посвящена так называемой исторической топике. Автор показывает, что в целом, если мы говорим об истории философии, то тема исторического требует отдельного разбора. Автор выделяет в исторической топике позиции, топы, согласно которым вычленяются те или иные аспекты исторического - это такие как событие, свидетель - участник события, рассказчик, историк, историограф, философ (методолог) истории, идея истории. В зависимости от того, через какой топ рассматривается тема исторического, в зависимости от этого история философии будет выглядеть по-разному, рассматриваться с разных позиций. Вторая часть работы посвящена выделению двух направлений историко-философских исследований: контекстуалистскому и апроприационистскому (присваивающему) подходам. На основе обзора существующих работ в статье обсуждаются крайности и превращенные формы этих подходов, которые заключаются в том, что либо историк философии уходит в антикварно-музейный жанр истории философии, превращая ту или философскую работу в мертвый артефакт (текст), либо присваивает себе работы философа в угоду актуальным проблемам современной повестки. В работе делается попытка преодолеть крайности превращенных форм историко-философских исследований за счет вывода позиции историка философии в метаплан, согласно которому необходимо понимать не столько контекст той или иной работы, не столько отклик на современную повестку, сколько тот исток, который был основанием для прецедента философствования. Никакой сам по себе исторический контекст и никакая современная повестка не могут дать ответ на вопрос: что послужило тайной творения того или иного философского произведения. Но именно осмысление истока философского произведения и дает возможность понять сам акт, прецедент философствования как он есть, без уходов в превращенные формы.